– За этот чудесный вечер!
Мередит только кивнула, не доверяя своему голосу, и пригубила напиток.
– Как вкусно! – воскликнула она, ощутив необычный, сладковатый и свежий вкус. – Я никогда такого не пробовала. Похоже на вино, но... все-таки не вино. Что это?
– По правде говоря, не знаю. Этот рецепт – великий секрет Бакари, и он его тщательно охраняет. Один раз я попробовал подсмотреть, как он делает этот напиток, а он поймал меня за этим и наказал.
– Наказал вас? – поразилась Мередит. – Каким образом?
– Он целый месяц отказывался его готовить. С тех пор я не задавал вопросов, а просто наслаждался вкусом.
Он поставил бокал на стол и снял крышку с небольшой супницы. Ароматный пар, не похожий ни на что известное ей ранее, достиг ноздрей Мередит. Она сразу же почувствовала смертельный голод и с нетерпением наблюдала за тем, Как Филипп разливает густую жидкость в изящные фарфоровые мисочки.
– Что это такое?
– Авголемоно. Греческий суп из лимона и яиц. Проглотив первую ложку, Мередит закрыла глаза от наслаждения:
– Потрясающе.
Когда мисочка опустела, Мередит уже не чувствовала ни неловкости, ни смущения. Она просто с нетерпением ожидала следующего блюда. Филипп протянул ей тарелку с нежнейшей рыбой, сваренной на пару, с добавлением ароматических трав, которые она не знала, и с гарниром из паровой же спаржи. После каждого проглоченного кусочка глаза Мередит снова невольно закрывались, и она даже постанывала от удовольствия.
– Судя по всему, вы весьма страстная натура, Мередит. Она удивленно подняла на Филиппа глаза и обнаружила, что он смотрит на нее с выражением любопытства и одобрения одновременно.
– Почему вы так решили?
– Потому что только страстные натуры могут так безоглядно наслаждаться едой.
Мередит почувствовала себя неловко. Боже милостивый, в этой необычной обстановке она совершенно забыла о приличных манерах.
– Не смущайтесь, – сказал Филипп, и ее щеки еще ярче вспыхнули, оттого что он с такой легкостью прочитал ее мысли. – Ваш энтузиазм – это комплимент не только Бакари, но и мне. Я рад, что вы смогли расслабиться и почувствовали себя непринужденно и спокойно.
Спокойно? Мередит чуть не рассмеялась. В том жаре, дрожи и биении пульса, которые она испытывала в присутствии этого мужчины, не было ничего общего со спокойствием. Хотя, с другой стороны, она не могла не признаться себе, что в каком-то трудноопределимом смысле она действительно чувствовала себя в его компании спокойно и непринужденно. Ей нравилось разговаривать с ним. Нравился звук его голоса. Его смех и шутки. И если бы ситуация сложилась по-другому, они, возможно, могли бы... стать друзьями.
Друзьями? С наследником герцогского титула? Она, должно быть, на самом деле сошла с ума.
– У вас на лице сейчас очень интересное выражение, – сказал Филипп. – Может, поделитесь своими мыслями?
Мередит поколебалась секунду и решила, что так и сделает хотя бы для того, чтобы напомнить ему о разнице в их положении.
– Я думала о том, какие мы разные.
– В самом деле? А я как раз думал о том, как мы похожи.
– Не понимаю, как вам такая мысль могла прийти в голову.
– Возможно, мы не так уж не похожи. Расскажите мне о себе.
Уже второй раз за сегодняшний вечер Мередит почувствовала приближение паники. Она коротко и испытующе взглянула на Филиппа. В выражении его лица не было ничего подозрительного – только обычный интерес. Или все-таки было? «Успокойся. Это очень простой вопрос. Он всего лишь поддерживает разговор».
– Вы росли в роскоши, – сказала Мередит с натянутой улыбкой, – окруженный заботой и вниманием. Вы наследник герцогского титула. Боюсь, мне трудно будет с вами тягаться.
– Возможно, – пожал плечами Филипп. – Но богатство и титул еще не гарантируют счастья.
Его слова прозвучали серьезно и грустно, и Мередит подумала, что, наверное, он убедился в этой истине на собственном опыте. Ее любопытство было задето, но она не решилась продолжить этот разговор, боясь, что он приведет к новым вопросам, на которые она не сможет ответить правдиво. А именно сегодня, впервые за многие годы, ей тяжело было бы лгать.
Мередит опустила взгляд на пол и обнаружила, что оборка ее юбки лежит на колене Филиппа и светло-желтый муслин красиво контрастирует с синей тканью его шаровар. Эта картина показалась ейтакой странно волнующей, что она не могла отвести от нее глаз.
– Какой вы были? – вывел ее из задумчивости голос Филиппа.
Она вопросительно посмотрела на него и встретилась с его внимательным, пытливым взглядом:
– О чем вы?
– Ребенком. Каким вы были ребенком? Что вам нравилось? Как жила ваша семья? – Он несмело улыбнулся. – Мне давно уже хочется об этом узнать.
Картины, которые Мередит много лет пыталась забыть, снова промелькнули перед ее внутренним взором. Ей очень не хотелось лгать этому человеку, но у нее не было выбора. Стараясь не поддаваться чувству вины, она поведала ему ту самую фальшивую историю, которую знала наизусть.
– Мое детство было обычным и вполне счастливым, – привычные слова сами слетали у нее с языка. – Мы не были богатыми, но и бедными нас нельзя было назвать. Мы довольно часто переезжали с места на место, потому что этого требовала работа отца: он был домашним учителем. После его смерти мама поступила гувернанткой в одну богатую семью в Ньюкасле. Я жила с мамой, а когда она умерла, переехала в Лондон и стала свахой.
– У вас нет ни братьев, ни сестер?
– Нет, к сожалению. – Мередит улыбнулась и попыталась отвлечь разговор от собственной особы: – В отличие от вас. Вам повезло, я всегда хотела иметь сестру.
– Мне и правда повезло. Если бы не Кэтрин, мое детство было бы совсем унылым. – Заметив ее удивление, Филипп добавил: – Материальное благополучие и счастье – совсем не одно и то же, Мередит.
Что мешало ему быть счастливым? Она проводила дни, мечтая о том, что ему досталось с рождения: о нормальной семье, о достойной жизни, о безопасном доме. Чего же ему не хватало?
В такой обстановке, – он сделал жест рукой, будто обводя им весь дом, – я был несчастен.
– Да, должна признаться, я действительно не понимаю. Филипп поставил на стол тарелку и бокал и наклонился вперед, опершись локтями о колени.
– Вы когда-нибудь чувствовали себя одинокой, Мередит? Одинокой, в то время как вас окружает множество людей? Настолько одинокой, что это причиняет боль?
Воспоминания, которые Мередит давно похоронила в душе, ожили и вырвались наружу. Господи, да она большую часть своей жизни именно так себя и чувствовала. Не желая отвечать, она молча смотрела ему в глаза, полные боли, и боялась, что он без слов поймет все по ее лицу.